Овцы тоже забеспокоились: завозились, запряли ушами, тревожно захрюкали. Теперь они испугались по-настоящему. Лень уступила место инстинкту самосохранения. Страх победил сонливость. Животные вскочили, задирая морды; побежали неуклюже, толкаясь и падая.
Проснулся Тохун и кинулся было за овцами, но, глянув вверх, замер. Хобот непроизвольно скрутился спиралью, но пастух поспешил развернуть его снова, устыдившись трусливого жеста. Он поднял живой горн навстречу опасности, и затрубил, как ему казалось, грозно и гневно, а на самом деле – тревожно и жалобно. И грохот смолк, покатившись над лугом отголосками эха. Тохун торжествующе поднял все шесть рук и победно защелкал клешнями. Он всё еще смотрел в небо, не замечая, как в трехстах шагах позади тает радужной пылью обугленный шар.
Когда наступила тишина, Афана, боясь пошевелиться, осторожно вытянула над травой стебелёк одного глаза. Казалось, вырос ещё один цветок среди миллионов собратьев, но, в отличие от них, настороженный и любопытный. Он увидел, как искрится над лугом, разрываемое ветерком, маленькое облако. Совсем не опасное и даже красивое. Афана вынула из складок остальные глаза, подняла их как можно выше. Увидела грузно прыгающего к ней деда и только тогда встала.
– Я думал, тебя уже нет, – спокойно сказал Тохун. Это спокойствие далось ему с трудом, но негоже выставлять напоказ эмоции перед юнцами.
– Я есть! – Афана хоботом обвила шею деда. Юнцам не возбранялось выказывать чувства.
– Будь здесь, я посмотрю, что там, – сказал дед, излишне нежно, на его взгляд, сбрасывая хобот внучки. И вперевалку заковылял к месту, где ещё недавно лежал чёрный шар.
То, что увидел Тохун, поразило его в оба сердца. Посреди выжженного в траве круга румянилась спелая тапта! Большая, в пол его роста. Такой огромной тапты Тохун не видывал за всю свою долгую жизнь! И уж того, чтобы тапты падали с неба не видел вообще никто, никогда.
Тохун осторожно коснулся тапты клешнёй. Слегка ударил. Ударил ещё, сильнее. Раздражённо мотнул хоботом. Никакая это была не тапта! У настоящей тапты кожура жёсткая, но не как камень. А у этой, с неба, каменная, не иначе. От ударов клешни не осталось даже царапин! Что теперь делать с каменной таптой?
Тохун с досадой шлёпнул хоботом по бесполезному фрукту. Тапта загудела. Тохун отпрыгнул. Хобот его вновь стал загибаться спиралью, но старик быстро опомнился. Завёл назад пару глаз. Вроде бы внучка не видела…
Тапта продолжала гудеть. Вверху, по кругу, пробежала трещина. Верхняя часть тапты съехала, словно крышка с горшка, и упала в траву. Стало тихо.
Пастух подошёл ближе. Протянул один глаз к срезу. Осторожно глянул вовнутрь. Переливчатый блеск, полоснувший по глазу, заставил Тохуна отпрянуть. Но, в то же время, сердца его учащенно забились от восторга. Подобную красоту Тохун видел лишь на ночном небе, но до звёзд никто не мог дотянуться, а теперь они лежали здесь, рядом! Кто же сбросил им с неба звёзды?!
Тохун погрузил хобот в тапту. Прохладные гладкие шарики приятно щекотали кожу. Пастух вынул хобот и увидел, что кольцо сверкающих звёздочек повисло на самом его кончике.
– Это бусы! Это бусы из звёзд! – затрубил Тохун, водружая небесный подарок на шею. – Афана, скачи скорее сюда! Ты только посмотри, как это прекрасно!
Старик никогда ещё не был столь многословен. Сейчас он не думал о том, что нужно скрывать перед внучкой эмоции. Они кипели в нём, клокотали и бурлили, выплёскиваясь через край. Ведь он держал звёзды! И скоро он – он, Тохун! – сможет подарить звёзды всему племени!
Прискакала Афана и завизжала так, что дед свернул перепонки ушей. Благо это не являлось позором. Он смотрел, не пряча нежности, как пляшет вокруг открытой тапты внучка; он радовался за её радость, он наслаждался её восторгом.
Афана надела на себя сразу трое бус, ещё одни нацепила на шею деда. Ей хотелось сейчас поделиться ещё с кем-нибудь невиданной радостью и красотой. И тогда, зачерпнув хоботом сразу с пару десятков бус, Афана запрыгала к овцам, уже оклемавшимся от недавнего испуга и по-прежнему сонно жующим траву. Как всегда, лениво и неохотно поднимались животные на ноги, а скачущая между ними внучка пастуха украшала шеи любимцев звёздными подарками.
* * * * *
В камерах воспроизведения сгущались радужные облака атомов, формируя тела Редила и Коруса. Запоминающее устройство скачивало в воссозданные мозги сознание. Нанотехнологии, освоенные землянами полтора века назад, не знали ошибок и сбоев.
Первым из камеры выскочил Редил. Подбежал к камере Коруса и нетерпеливо задубасил в мембрану:
– Копаешься, как всегда! Не выспался за два года?
Корус и правда казался сонным.
– Не люблю умирать, – сказал он, раскрыв мембрану. – Даже временно.
– Теперь мы будем жить долго и счастливо, – пообещал Редил.
– И умрём в один день!.. – буркнул Корус.
– По-моему, тебе не все мозги закачали, – скривился Редил.
Корус не отреагировал на остроту напарника. Потрепал шёрстку гусеницам и произнёс:
– У меня плохое предчувствие.
– Скажи ещё, приснился дурной сон, – хихикнул Редил.
Напарник вновь проигнорировал шутку. Гусеницы нерешительно чмокнули друг дружку.
– Пойдём-ка, посмотрим, что мы натворили, – вздохнул Корус.
Редил поморщился:
– Поменьше траура, мой друг. Планета – у наших ног!
Вновь бежали по экрану буковки и циферки, схемы и графики…
Не дожидаясь окончания сводки, Корус и Редил мотанулись друг к другу, едва не треснувшись лбами.
– Там люди! – рявкнул, оскалившись, Редил.
– Получилось!.. – Гусеницы Коруса доползли до середины лба. – Но их на треть меньше, чем было аборигенов…
– Ерунда! – рокотал Редил. – Плевать! Быть человеком непросто! Кто не справился – я не виноват!
– Раз, два, три, четыре, пять – мы идём искать! – наконец-то и Корус заразился оптимизмом напарника.
Завтракали молча и быстро, мысленно находясь уже на своей – своей, чёрт возьми! – планете. Запрыгнули в шлюпку, салютовали «Счастливчику» и отбыли. Атмосфера планеты мягко приняла их в объятия. Напарники витали в облаках, во всех смыслах.
– Как мы её назовём? – томно зажмурился Редил.
– Рекор… Коред… – начал прикидывать Корус.
– Фу! – замахал Редил изящными пальчиками. – Так даже собак не называют. Давай назовём её Счастливая Бусина!
– Неплохо, – согласился напарник. – Тут и «Счастливчик» наш будто б причём.
Шлюпка мягко качнулась. Редил возложил тонкую ладонь на плечо Коруса:
– Как сказал кто-то из пионеров космоса: «Приехали!»
К шлюпке бежали вооружённые копьями люди – шесть человек в набедренных повязках, с разрисованными красным и черным лицами.
– Смотри, как колоритно, – обернулся к Корусу Редил. – Просто настоящий вестерн!
– По-моему, они нам не рады, – попятился к шлюпке Корус.
Аборигены и впрямь вели себя если не воинственно, то настороженно. Не добежав метров тридцать до шлюпки, они сбавили шаг, растянулись редкой цепью и, выставив копья, стали окружать колонизаторов.
– Наверное, они нас не узнали, – предположил Редил и шагнул вперёд, размахивая высоко поднятыми руками: – Эй-ей! Мы свои! Мы друзья!
– Хм… – задумчиво молвил Корус. – А откуда бы здесь взяться чужим? И тем более – врагам? Мы с тобой ничего не проспали?
– Просто они стали людьми, – шепнул Редил. – А люди по натуре своей существа недоверчивые.
Туземцы приближались. Их пристально-цепкие глаза сверкали уже так рядом, что Корус при желании мог бы произвести иридодиагностику. Но вот взгляды Коруса и аборигена встретились, и дикарь повалился на колени, распластав руки по траве.
– Стойте! – закричал он соплеменникам, не поднимая головы. – Это они! Те, кого мы любим!
Со всех сторон послышался стук падающих копий, колен, рук и лбов. Отовсюду раздалось протяжное:
– Мы вас лю-у-у-бим! Мы вас лю-у-у-бим!..
– Ого! – удивился Редил. – Они говорят по-нашему?
– Ну, уж об этом-то я позаботился, – сказал Корус. – Сам же говорил: зачем нам лишние проблемы?
– Не будет ли у нас проблем с излишней любовью? – почесал Редил затылок.
– Лишней любовь никогда не бывает, – философски изрёк Корус. Он вышел вперёд и крикнул: – Приветствуем вас, свободный народ Счастливой Бусины! Мы, люди Земли, пришли к вам с миром! Поднимитесь с колен, мы – ваши братья!
– Ну, ты даёшь, – зааплодировал Редил. – Аж мурашки по коже.
– Здесь нет насекомых, – буркнул Корус, а туземцам сказал, отбросив пафос: – Ведите-ка нас, ребята, к вождю.
Открывшийся с лесистого пригорка вид на стойбище аборигенов заставил напарников присвистнуть. Пять-шесть десятков низеньких хижин окружал сплошной частокол наклонённых наружу острых брёвен.
– Ну, вы даёте! – сказал Редил. – На планете же нет никого, кроме вас. Или уже между собой успели поцапаться? Во, люди! На пару лет вас нельзя оставить.
